ЖАК ДЕРРИДА

ГЛАС *


q uoi du reste aujourd'hui, pour noos, ici, maintenant, d'un Hegel?

Pour nous, ici, maintenant : voili ce qu'on n'aura pu desomais penser sans lui.

Pour nous, ici, maintenant: ces mots sont des cita­tions, deja, toujours, nous l'aurons appris de lui.

Qui, lui?

Son nom est ai etrange. De l'aigle il tient la puissance imperiale ou historique. Ceux qui le prononcent encore a la francaise, il y cn a, ne sont ridicules que jusqu'a un certain point: la restitution, semantiquement infaillible, pour qui l'а un peu lu, un peu seulement, de la froideur magistrale et du serieux imperturbable, l'aigle pris dans la glace et le gel.

Soit ainsi fige le philosophe emblemi.

Qui, lui? L'aigle de plomb ou d'or, blanc ou noir, n'a pas signe k texte du savoir absolu. Encore moins l'aigle rouge. D'ailleurs on ne sait pas encore si Sa est un texte, a donne lieu a un texte, s'il a ete ecript ou s'ill a ecrit, fait

ecrire, laisse ecrire.

On ne sait pas en­core s'il s'est laisse en-seigner, signet, ensi-

gnet. Peut-etre y a-t-il une incompatibilite, plus qu'une contradiction dialectique, entre l'enseignement et la signature, un

magister et un signataire. Se laisser penser et se laisser signer, peut-etre ces deux operations ne peuvent-elles en aucun cas se recouper.

Sa signature, comme la pensee du reste, enveloppera ce corpus mais n'y sers sans doute pas comprise.

Ceci est - une legende. Non pas une fable: une legende. Non pas un roman, un roman familial puisque s'y agit la famille de Hegel, mais une legende.

Elle ne pretend pas donner a lire le tout du corpus, textes et desseins de Hegel, seulement deux figures. Plus justement deux figures en train de s'effacer: deux passages.

So sera desormals le sigle du savoir absolu.

Et I'IC, notons-le deja puisque les deux por-

tees se represantent l'une l'autre, de l'Im-

maculee Conseption. Tachygraphie propre-

ment singuliere: elle ne va pas d'abord a

disloquer, comme on pourrait croire, un

code c'est-a-dire ce sur quoi l'on table

trop. Mais peut-etre, beaucoup plus tard et

lentement cette fois, a en exhiber les bords.

reste a penser: ca ne

s'aaccentue pas ici

maintenant mais a

sera deja mis a

l'epreuve de l'autre

cote. Le sens doit

repondre, plus ou

moins, aux calculs de

ce qu'en termes de

gravure on apelle

contre-epreuve.

" se qui est reste d'un Rembrandt decbire en petits carres bien reguliers, et foutu aux cbiottes" se divise en deux.

Comme le reste.

Deux colonnes inegales, disent-ils, dont chaque

- enveloppe ou gaine, incalculablement renverse, retourne, remplace, remarque, recoupe l'autre.

L'incalculable de se qui est reste se calcule, elabore tous les coups, les tord ou les echafaude en silence,

vous vous epuiseriez plus vite a les compter. Chaque petit carre se delimite, chaque colonne s'enleve avec une impassible suffisance et pourtant l'element de la contagion, la circulation infinie de l'equivalence generale rapporte chaque phrase, chaque mot, chaque moignon d'ecriture (par exemple " je m'ec... ») a

chaque autre, dans chaque colonne et d'une colonne a l'autre de ce qui est reste infiniment calculable. A peu pres.

Il y a du reste, toujours, qui se recoupent. deux fonctions.

L'une assure, garde, assimile, interiorise, idealise, releve la chute dans le monument. La chute s'y

maintient, embaume et momifie, monu-memorise, s'y nomme - tombe. Donc, mais comme chute, s'y erige.

что же осталось, для нас, здесь, теперь, от Гегеля?

Для нас, здесь, теперь: об этом впредь не сможешь без него подумать.

Для нас, здесь, теперь: слова эти - цитаты, уже, всегда, мы научимся им от него.

Кого, него?

Его имя столь странно. От орла в нем имперская или ис­торическая власть. Те, кто

произносят его все еще по-французс­ки, а такие встречаются, забавны только в

определенной степени:

семантически безошибочное воссоздание, для того, кто его чуть, только чуть почитал,

магистрального холода и невозмутимой серь­езности, орел, замороженный в зеркале льда.

Так пусть же так и застынет эмблемированный философ.

Кто он? Свинцовый или золотой, белый или черный, орел не подписывал текста абсолютного знания. Еще менее красный орел. Впрочем, пока не знаешь, текст ли Аз, дал ли он место тексту, был ли он напечатан или писался, заставлял, доз­волял писать. Не знаешь пока и предоставил ли он себя предписанию, подписанию, прописанию. Может статься, вдобавок к диалектическому противоречию имеется и несовместимость между обучающим пред­писанием и подписью, педантом-учителем и подписантом. Пред­ставиться мысли или подписи; может быть, эти две операции ни в каком случае не могут пересечься.

Аз отныне станет сиглой абсолютного зна­ния. И НЗ, отметим сразу же, поскольку оба правило представляют друг друга. Не­порочного Зачатия. Чисто исключительная тахиграфия: она не намерено прежде все­го, как можно было бы подумать, расша­тать некий код, то есть то, на что слишком полагаются. Но, может быть, много позже и на сей роз медленно выставить напоказ его границы

"то, что осталось от порванного на маленькие, акку­ратные

квадратики Рембрандта, спущенного в сортир" делится надвое.

Как и остальное.

Две неравные колонки, говорят они, каждая из которых охватывает или чехлит, неисчислимо оп­рокидывает, переворачивает, замещает, замечает, пересекает другую.

Неисчислимое того, что осталось, исчисля­ется, разрабатывает все сечения, в тишине их ис­кажает или громоздит, вы лишь быстрее выдохне­тесь, их считая. Каждый маленький квадратик ог­раничен, каждая колонка вздымается с безучаст­ной самодостаточностью, и, однако, элемент зара­жения, бесконечное обращение общей эквивален­тности соотносит каждую фразу, каждое слово, каж­дую культю письма (например, "я пи...") с каждой другой - в каждой колонке и из одной колонки в другую того, что осталось бесконечно счислимым.

Почти что.

Его подпись, как, что до остального, и мысль, охватит этот корпус, но не будет, без сомнения, в него включена.

Это - легенда.

Не басня: легенда. Не роман, семейный, поскольку речь о семье Гегеля, роман, а легенда.

Она не собирается дать прочесть целое корпуса, тексты и планы Гегеля, только две фи­гуры. Более того, две фигуры в процессе стира­ния: походя - два пассажа. Два вполне определенных пассажа, частичных, частных, два примера. Но по сути пример, быть может, разыгрывается.

Остается подумать: оно не ориентируется здесь теперь, но с дру­гой стороны уже будет подвергнуто испыта­нию. Смысл должен отвечать - более или менее - на выкладки того, что в терминах гравюры зовется об­ратным оттиском Первый пассаж: религия цветов. В "Феноменологии духа" разви­тие естественной науки принимает как всегда форму силлогизма: опосредующий момент, "растение и животное", включает и рели­гию цветов. Каковая - даже не момент, не остановка. Она почти исчерпывается на проходе (Uebergehen) - в исчезающем движе­нии, проплывающем над процессией потоке, в продвижении от невинности к виновности. Религия цветов (фактические ее при­меры доставляет Африка и особенно Индия) не остается, или едва-едва, она продвигается к своему собственному осуждению, к сво­ей анимализации, к становлению ви­новной и, стало быть, серьезной - в невинности. И это в той степени, в которой то же самое, самость (Selbst) еще не имеет здесь места, не дается еще кроме как в своем пред­ставлении (Vorstellung) . "Невинность религии цветов , которая есть только лишенное самости представление самости, переходит в се­рьезность жизни, полной борьбы, в вину животной религии, покой и бессилие созерцающей индивидуальности переходит в разруши­тельное для-себя-бытие."

"Die Unschuld der Blumenreligion, die nur selbstlose Vorstellung des Selbsts ist, geht in den Ernst des kampfenden Lebens, in die Schuld der Tierreligion, die Ruhe und Ohnmacht der anschauenden Individualitat in das zerstorende Fursichsein uber."

В остальном же имеются - всегда, пересекаю­щиеся - две функции.

Одна утверждает, сохраняет, усваивает, интери­оризирует, идеализирует, возвышает падение в мону­менте. Падение тут поддерживается, бальзамируется и мумифицируется, монумемориализуется, номинуется - падает. Стало быть - но как падение - возвышается.

Другая - дает упасть остальному. Рискуя вер­нуться к тому же. Падает - дважды колонны, смер­чи - остается.

"Катахреза, сущ. ж.р. l.Tpoп, ко­торым слово отклоняется от своего буквального смысла и принимается повседневным языком, чтобы обо­значать нечто иное, обладающее оп­ределенной аналогией с предметом, который оно первоначально обозна­чало; напр.: язык, поскольку язык является главным органом членораз­дельной речи; лед /.../ лист бумаги / .../. 2. Музыкальный термин. Жес­ткий и необычный диссонанс. ??????????, злоупотребление, от ????, против, и ??????, упот­ребление.

Может быть, дело (Fall) подписи.

Если Fall помечает дело, падение, упадок, провал или трещину, Fall уравнивает ловушку, за­падню, силок, приспособ­ление, чтобы схватить вас за глотку.

Катафалк , сущ. м.р. Возвышение посреди церкви для гроба или изоб­ражения покойника /.../ Э. Итал. catafalco ; вульг.-лат.: catafaltus , cadafaldus , cadafalle , cadapaIlus, cadaphallus, chafallus . Cata по Дю­канжу - вульг.-лат. catus, военная машина, названная по животному кошкой, по Дьезу, catare - видеть, смотреть; в остальном же эти две эти­мологии совпадают, поскольку catus, всегда со стороны поглядыать на Индию, чтобы следовать этому загадочному, с трудом проходимому переходу между Дальним Западом и Дальним Востоком-Индия - не Европа, не Китай. Своего рода историческое узкое место. Сжа­тое, как Гибралтар, "бесплодная и разо­рительная скала". Геркулесовы столбы, история которой принадлежит истории дороги в Индию. В этом чуть косящем проливе бесконечно ужимается евро-аф­риканская восточно-западная панорама. Точка становления. Эта скалистая коса, тем не менее, часто меняла имя. Мыс на­зывался Мон Кальп, Нотр-Дам дю Рок, Джебель-Тарик (Гибралтар)

Второй пассаж: индийс­кая фаллическая колонна. "Эсте­тика" описывает ее форму в главе "Независимая или символическая архитектура". Она распространи­лась на Фригию, Сирию, Грецию, где во время дионисических праз­дненств, по словам цитируемого Гегелем Геродота, женщины дер­гали за ниточки фаллос, который от этого вздымался в воздух, "по­чти такой же большой, как и ос­тальное тело". Исходно, стало быть, фаллические колонны Ин­дии, огромные образования, столбы, башни, большие

Подпись падает.

Остальное невыра­зимо или почти что: не эм­пирическим приближени­ем, а неразрешимой стро­гостью.

кошка, и catare, смотреть, имеют один и тог же корень. Остается falco, которое ввиду вульг.-лат. вариантов, где проявляется р. может быть лишь германским balk (см. балкон). Ката­фалк - то же слово, что и эшафот (см. это слово).

Kamaглоттизм, сущ. м.р. Термин древней литературы. Использование вычурных слов.

АЛК звонят, клацают, сталкивают­ся, отражаются и оборачиваются во все стороны, огибаются и выгибают­ся, открывая - здесь - в камне каж­дой колонны своего рода инкрусти­рованные потайные окошечки, бой­ницы, жалюзи, амбразуры, дабы не остаться заключенными в колоссе, ведь татуировка складчатой кожи фаллического

_________

* J.Derrida. Glas, © Galilee, 1974.

Перевод с французского Виктора Лапицкого