Эва Касански

ЗЕРКАЛА И СОВОКУПЛЕНИЯ УЖАСНЫ


Глава 1

… Меня никто не любит, кроме меня

Ее никто не любит, кроме нее.
Серебряная вода текла из ртов зубастых рыб и кружилась вокруг одной точки, поворачивая на север, во след за взглядом тихих кораблей, летящих против ветра.

Во след за…
Во след…за.
тихой, сорвавшей голос песней.
Рассвет уходил. А она ждала его, не спала всю ночь, свернувшись на кровати, превращаясь в ужей, ползущих по тонким травам, мчавшихся вместе с землею холмов со скоростью, незаметной для тела, ожидающего рассвета.

…Я люблю себя невинною любовью
Еще надеялась, что любовь заставит другое существо заметить ее и узнать много ее тайн.

Улицы вздрогнули и полетели вдоль домов, не оборачиваясь. Лениво задребезжали в окнах яркими полосами, четырехугольниками и квадратами.
Но не смогли догнать черные, серебристые, зеленые, красные машины и вернулись назад.

Движущиеся предметы окрашивались в один цвет.

С тротуаров слетали листья и проваливались в подворотни, ощупывая стены, пахнувшие сыростью - серостью внутри двора, немного наглой для лета, только что распластавшего город у самого входа в подъезды, искренне и назойливо, как тени, путавшиеся в ногах прохожих, мимо радостей и впечатлений.

Листья сбивались в стаи и порхали, не отрываясь от земли, пока в закоулках спал дождь, буря и другие стихии, пугающие день и захлопывающие форточки.

Крыша звенела под легкими шагами солнечных лучей, которые сначала ловила и заманивала, а затем бежала от них, отражала безропотных беглецов и, полагаясь только на свое воображение, считала себя зеркалом.

Подсохший город вырисовывал сны ночью, а видения днем.
Пола отразилась в каплях воды, застрявших на кусочках травы, валявшихся по краю тротуара, разорванных, вероятно, вихрем, когда он их тащил за собой, а они цеплялись за углы и не хотели идти.

Она вытряхнула всю свою сумку на стол и, порывшись в вещах, достала конверт и
вскрыла его.
Фредерика писала о том, как время вращается вместе с ней, какие оттенки оно принимает, какие цвета дня, и что за события накручиваются, застревают в ее сетях.
Ее волновали происшествия.
Путешествуя, она искала их, но видела перед собой безсобытийный мир.

В каждом городе и солнце и луна были другими, потому только города были для нее событиями.
Пола считала светилом луну, а не солнце.
Потому, когда сидела в летнем кафе в Амстердаме, она не заметила внезапного пересечения вечера и ночи, а рассматривала то загорающиеся, то затухающие окна, воспламеняющиеся друг за другом, не увидела, куда исчезла призрачность дня, и как город покинули люди.
Ей так казалось, что все уходят из города, потому что город-это не дома, а улицы.
Так вот тогда они были опустошены.
И вдруг Фреди…
Ее тело распустилось как цветок, выплыло из-за угла и остановилось.
Разве знала Пола, что эта фигура направится к ней, встанет напротив, одушевляя улицу,
и будет смотреть ее взглядом на воспламеняющиеся друг за другом окна
И тени их глаз будут падать с обнаженных стен, перегревшихся на солнце.
Пола сидела отрешенно, вдыхая ночь клетками и ртом зубастых рыб, но, заметив Фредерику, захотела перевоплотиться в нее. Так она завидовала ее длинным ногам, ловившим желанья.
Ее ноги обрекали Полу на рассматривание, как бы она не зарывала свои глаза в другие предметы, во множество пустых стульев и столов, окружавших ее.

«Вероятно - думала Пола - у нее мысли не такие, как у меня. Неужели. Как странно. Не верится».
Она не сумела вычеркнуть себя и свои состояния из восприятия постороннего и, путаясь, воображала ее как себя: напуганную улицами-мужчинами.
Пола опустила плечи, наклонилась, разглядывая свои ботинки, а потом развязала шнурок на одной ноге, не замечая, что делает, надеясь спрятаться и слиться с темнотой, забыв о леопардах, что бросались к ней, как слуги, о тех выдуманных ею леопардах, что прыгали в ее сознание всякий раз, когда она наклонялась. Эти грациозные звери, словно ждали ее покатых плеч, чтобы вбежать в ее память.
Она еще завязывала шнурок, когда тень оказалась у ее ног.
Распрямляясь медленно, как помятая трава, Пола подумала, что они долго не решались приблизиться друг к другу.
«Предположим, что мы слишком осторожны».
Листья били крыльями.
«Мы встречаемся с другими и теряем себя в момент встречи. Словно уходим. Куда? Например,
туда, где русалки плетут реку»,- размышляла Пола.
Ночь безбрежных забав становилась одинокой вместе с ними, или неуловимым голосом, веющим из-за скал, или нитью паутины. Дверь отворилась и открыла дорогу еле видимому свету.
Медленно поднимаясь, Пола увидела светящиеся точки на одежде - луч света уже вышел из двери и направился к телу Фредерики, смахнув тень с тротуара.
«Что она делает в этой ночи? Я ночью скрываюсь. Сейчас меня никто не видит меня, не наблюдает, потому что почти все спят».
Они разговаривали, не произнося ни слова. Их движения содержали так много информации, что звуки, будь они произнесены, только бы обманули их, сбили с толку, обозначив что-то неправдоподобное, не имеющее к ним отношение. Плывущие навстречу тела уже были связаны единым течением, которое может принести их куда угодно, вынести на скалы, выплеснуть на берег или оставить их всегда бегущими.
Ночь прекрасна, благодаря отсутствию в ней людей. Черна. Спокойна.
Ее люди- дома, фонари, случайно забытый стул, кот, наблюдающий за двумя телами, прибиваемыми друг к другу.
Вот и все жители.
Каркнул ворон, потому что его забыли перечислить.
Вздрогнули плечи Фредерики.
Они бы так и молчали, если бы не хлопнула дверь и не зазвенели стекла.
-Мое имя Фредерика.

Не шевелила губами.
- Если бы здесь летала стая птиц. Каких ты хочешь?
Пусть летят над нами, расписывая небо. Пусть сядут на эту улицу, где мы вдвоем.
- Здесь город.
- Пусть сядут и молчат вместе с нами.

Глава 2
Посткоитальная печаль

Губы не шевелились. Губы, которые три дня назад целовал музыкант из парижского кафе, случайный знакомый Клод. Мальчик, пахнущий молоком и кофе, которое он пил, наблюдая за ней. Она различала еще много запахов, обнимая его тело. Он предложил ей свое время, желая сделать ее счастливой, но в нем было много мужской спеси, потому она не заметила подарка.
Проезжая мимо Парижа, почему бы не поцеловаться с местным мальчиком. Клод только что приехал из Голландии и рассказал ей, впрочем, не важно, что он говорил.
Фреди, отправляясь в путешествие, придумала себе развлечение: заниматься сексом с мужчинами, живущими в городах, которые она будет проезжать. Ей нужен был секс без привязанностей. Чистый трах. Она хотела использовать тела для наслаждения, исходить из внезапного возбуждения, из реакции на красивую попку или ноги или завораживающий жест. Она хотела найти в мужчине красоту, которая увлекла бы ее тело, разбудило бы в ней желанье.
Сначала был Париж.
В кафе она зашла выпить сока.
Он сидел у окна и сразу заметил ее, когда она появилась на пороге. Такой сильный и стройный. В брюках из тонкой ткани, облегающей его пенис, который она сразу оценила. И не ошиблась. У него был умный и интеллигентный пенис. Фреди даже не раздумывала, когда Клод подошел, предложил выпить бокал вина. Он, узнав о ее планах, предложил продолжить путешествие вместе. Она ничего не ответила, решив, что это обычная мужская ложь - уловка, чтобы затащит ее в постель.
Сейчас она была не нужна, потому что Фредерика сама стремилась в его кровать.
Он жил недалеко и она сказала:
- Может, пойдем к тебе.
Клод не возражал.

Его губы - жаркие и горячее тело Фредерика забыла сразу же, как только вышла из его подъезда. Он был младше ее на 5 лет. Мальчишка. Фреди не рассматривала его тело. Она наслаждалась им. У них было мало времени: час или два, но он успел удивить ее своей опытностью. Трахался он красиво. И она не почувствовала в его действиях ни капли неуверенности.
Ничего не мешало ей получать удовольствие: ни нравы, ни любовь, ни мысли о будущем. Она знала, что они расстанутся через два часа, и недостаток времени усиливал наслаждение.
Он, похоже, не рассчитывал на быстрое расставание, и ей пришлось придумывать отговорки. Она не хотела ни обманывать, ни отказывать ему и потому предпочла не отвечать на его вопросы.
- Почему ты молчишь?
Клод был настойчив
- Почему ты спрашиваешь?
Фреди наткнулась на его глаза.
- Потому что я хочу быть с тобой еще. Мне недостаточно сегодняшней встречи.
Она одевалась поспешно, чтобы как можно быстрее ускользнуть от него.
- Я - в аптеку
Солгала, чтобы спастись от него, чтобы оставить его навсегда.
- В аптеку? - удивился он.

«Пола,
мне скучно жить. Я ищу потрясений для моего тела. И я завидую моей матери. Все события, словно толпились вокруг нее и ждали своей очереди, чтобы случиться.
Моя мать рассказывала мне сказки, достойные сумасшедшего воображения, смещающие реальность в сторону ее отсутствия. Даже сейчас, вспоминая ее рассказы, я закрываю дверь на все замки, словно не надеюсь, что эти выдумки перестанут быть воображаемыми и захотят обрести формы и рвануться к настоящим железным дверям.
Она говорила мне, что однажды ночью гуляла вдоль дороги и заглядывала в сад, где за золотыми ветвями прятались боги. Но вдруг прилетел черный ворон и летел за ней, летел, летел, летел. Она шла, видела в саду белых коней, а он летел за ней. Там пели птицы, как стрелы чиркали пространство, а он летел. И когда она досказывала свою сказку, мне уже не хотелось спать, и я убегала на улицу, находила сад и шла вдоль него, ожидая, что ворон появиться и будет лететь, лететь и лететь.

Рим великолепен. Но Италия обманчива. Я прохожу мимо всего происходящего и осознаю, что меня словно нет здесь. Мне кажется, что я приехала сюда, а в действительности, я уехала из этого места. Удивительное чувство.
Я озабочена своим отсутствием в этом городе. И я чего-то жду.
Мне надоело быть незнакомкой. Я устала заниматься сексом с незнакомыми мужчинами. Хотя в этом есть необыкновенная прелесть. Сейчас я совершаю сразу два путешествия. Одно в пространстве, другое сексуальное - от тела к телу. Города я осматриваю, а тела осязаю. Но, когда трогаешь вещи, они оставляют следы на твоем теле. А это уже опасно.
Но проклятые архетипы!
Я хочу влюбиться. Я хочу встретить единственного на две недели, пока я буду в Италии, с кем я могла бы шляться по ресторанам, купаться в море, ездить в Неаполь и Флоренцию. Как скучно! Ведь когда находишь мужчину своей мечты, мир перестает быть сексуальным.
Прости, я знаю, что ты не любишь говорить о совокуплениях, но выслушай меня.
Пожалуйста, не стой на ветру. В Петербурге воздух передвигается с большой скоростью.
Надеюсь, ты находишь время, чтобы читать мои нескончаемые письма.

Мне иногда кажется, Пола, что женщины обречены на то, чтобы наша сексуальность вызывалась к жизни мужчинами - их прикосновениями, желаниями, ласками.
Это так?
Мне никто никогда не ответит на этот вопрос?
Эти мужланы подавили нас. Они нас растоптали. Всю нашу чувственность, наши желания, наши наслаждения. Они сделали наши тела своими рабами.

Я встретила его в магазине игрушек. Он выбирал подарок для ребенка своего друга, или сестры, мне было не интересно. Осталось загадкой, почему нужно выбирать мальчика для постели в магазине игрушек. Может быть потому, что им тоже можно играть.
Ему 32 года. Зовут Филипп.

Обычно, я оцениваю мужчин по нижней части тела - наиболее соблазнителен для меня пенис, затем попка. Вот такая я похотливая сучка.
Филипп внизу был совершенным, как животное, естественный, как мне казалось, без мужского самодовольства, без мачизма и превосходства. Я понимаю, что потому он так прекрасен, что я одеваю его в свои красивые мысли.
Но я не собираюсь быть верной ему. Завтра он уезжает в Париж. А я иду в клуб и снимаю там какого-нибудь симпатичного парня. Меня это будоражит - новый член.
Бедный Филипп, он и не подозревает, что я на такое способна.
Какие они, мужчины все-таки целомудренные существа, ведь они не позволяют женщине иметь много мужчин. Верные. Влюбленные в себя самих. Как они хотят, чтобы в мире существовало только одно сексуальное желание, то, которое принадлежит им.

И все потому, что боятся, что их пенис окажется самым ничтожным и слабым в этом многообразном ряду членов, которые мы можем узнавать каждый новый день.
Некоторые мужчины, с которыми я занималась сексом, спрашивали у меня телефон. Извини, я дала им твой. Не понимаю, почему так поступила. Уверена, что ни один из них не позвонит, но на всякий случай предупреждаю тебя. Не удивляйся.»

Глава 3

Только сейчас Фредерика заметила, что она одна в комнате, среди перевернутых стульев.
Филипп ушел, пока она писала.
Он бежал по ступенькам лестницы и ненавидел ее за то, что ответила небрежно «пока», ведь он рассчитывал быть центром ее вселенной. Никто другой не должен соперничать с ним, тем более какая-то русская. Из-за нее Фредерика не заметила его ухода.
Он хотел уйти навсегда. Пусть она побегает за ним.
Это бы успокоило его, если бы он был убежден, что она позвонит
Филипп уговаривал себя:
- Глупо ревновать к женщине.
Но его злило, что кто-то может увлечь Фредерику больше, чем он.
Фредерика была независимой. И это выводило его из себя больше всего.
Он топнул ногой.
Сильно хлопнул дверью.
Подумал о ней плохо:
«Сучка. Тупая дура. Да, таких, как она, много».
Но ничто не смогло утешить его.

Филипп еще сидел в машине, когда Фредерика закончила письмо.
Серебрился дождь.
Она выглянула в окно, и ее взгляд отразился от стекол машины Филиппа. Она задернула штору, чтобы отгородиться от его смятения.
Фредерика не испытывала никакого удовольствия от выяснения отношений. Мужчины были для нее только пенисами.
- Мне иногда кажется, - сказал однажды Филипп в отчаянии, - когда ты выходишь из кровати, я тебе больше не интересен.
«Какая скука», - подумала Фредерика.
И ничего не ответила. Она не ожидала, что этот стильный и уверенный в себе мальчик начнет ревновать ее.

Филипп оставался сидеть в машине.
«Ее независимость от мужчин патологична», - размышлял Филипп.
«Моя чувственность сосредоточена на гениталиях. А мои мысли? Мой разум хочет славы, а наличие мужчин в моей жизни я рассматриваю как случайность, часть потребления.
Но, слава! Славы я хочу больше, чем любви», - думала Фредерика.
Туман исчезал за деревьями, впитываясь в землю, втягиваясь вместе с дыханием в тела гуляющих по улицам девушек и продающих свои вагинальные отверстия для наслаждения мужчин.

Июль водил ее долго по Италии и увяз между Венецией и Римом. Она несколько раз уезжала и возвращалась. Уезжала и возвращалась. Возвращалась, сидела у окна, меняла платья и снова исчезала.
Июль существовал между двумя города. Наконец, ему надоели метанья. Наконец, он утомился и решил спрятаться в лесу на целый год
«Во мне так много людей», - думал июль,- и каждую жизнь я проживаю, как свою. Но Фредерика… мне нравится быть с ней».

Раскаленные, дымящиеся солнцем камни иногда тушил дождь, и тогда под свист машин Фредерика ловила такси, ехала на вокзал, садилась в поезд и мчалась во Флоренцию. И лето увязывалось за ней.
В поезде она расслаблялась, отвлекалась и отпускала свои мысли в неизвестность - в Петербург - к Полине.
Входила в ее дом, садилась на стул рядом с ней, когда Пола завтракала и незаметно брала конфеты из вазы; смеялась от радости, какую может испытывать невидимка, существуя среди реальных вещей и среди воображаемых – но, и те, и другие не замечали ее. Существование невидимой давало ей возможность увидеть Полу такой, какой она могла быть только наедине с собой, когда она, проснувшись и не умываясь, хваталась за любимые предметы: книгу или тетрадь или телефон. Вчера она решила исполнить половину своих желаний, скопившихся за последний месяц.
Потом Фредерика вылетала в сад и скакала на конях, которые толпились на петербургских ночных улицах

«Фредерика,
приехал Клод. Он не сказал, что ищет твои следы в моем доме, но я поняла и без объяснений.
Почему же тогда он всматривается в вещи? Потому что он не знает, что ты не бывала здесь. Разве только в воображении. Сознайся, ты же иногда появлялась в моей доме и, оставаясь невидимой, наблюдала. А однажды ты оставалась спать в другой комнате, где сейчас спит Клод.
Я права?
Вчера мы гуляли с Клодом по Малой Морской и вспоминали о тебе.
Кто-то сорвал цветы и бросил их на тротуар.
Он говорил, что знает только воображаемую Фреди. И что он вообще не догадывается, какая ты, и что ты не сказала ему и двух слов о себе.
Удивительно. Ты что не разговаривала с ним?
Что ты находишь в молчании? Власть тел?
Ты писала, что чувствуешь древними, телесными ощущениями, когда образ мужчины создается рецепторами кожи.
Потому ты не произносишь слов, что они зачеркивают инстинкты? Тебе нравиться смотреть, а не слышать, ощущать, а не чувствовать?
Я тоже люблю рассматривать красивые мужские тела, еще не уничтоживших в себе животных.
Клоду не хватает похотливости, тонкой, скрытой, но не желающей скрываться выражающейся в невидимом движении губ, в напряжении живота. Отсутствие похоти лишает его тело сексуальной определенности.»

«Пола,
не знаю, о ком ты мне написала.
Клод?
Кто это - Клод?
Откуда он взялся?
Я догадываюсь, что провела с ним пять часов или один час или один половой акт, но я его забыла. Он высыпался из моей памяти. Если бы ты мне написала, в каком городе я занималась с ним сексом, может быть, он всплыл бы на поверхность моего сознания.
Прежде я не верила мужчинам, если они говорили, что не помнят женщин, с которыми занимаются сексом. Теперь я их понимаю. Если относиться к мужчинам как к объекту потребления, ничего не запоминаешь. Ты же не помнишь, что ела месяц назад.
Последний раз я занималась сексом с маленьким пенисом. Я их обожаю.
Филипп ревнует меня к тебе. Говорит, что я уделяю тебе много времени.
Филипп в отчаянии. Он не смог перетянуть все мое внимание на себя и потому сделал мне предложение. В тайной надежде, что брак даст ему полное право на меня.
Но я не хочу ни брака, ни любви. Любовь убивает секс. И я перестаю чувствовать оргазм.»

«Фреди,
с Клодом ты занималась сексом в Париже.
Я тайно надеюсь, что он будет первым и последним твоим навсегда забытым мужчиной, который материализовался в моей жизни, и чуть было не взял ее в плен.
Уже месяц он неотступно следует за мной. Следит, слушает мои разговоры, выпытывает имена моих знакомых и коллег. Но я ограждаю его от всех, с кем он может разделить свое время, кроме себя.
Нет, он не раздражает меня, но он живет в моем доме. И я не могу его прогнать.
Думаю, он приехал, чтобы отомстить мне за тебя.
Ты поступила с ним так, как должен был поступить он, как обычно поступают мужчины.
Ты наступила на его любимый пенис. И он бежит ко мне, чтобы восстановить уважение с помощью твоей подруги. Он хочет вернуть свою мужскую честь, унизив другую женщину.
Я думаю, разве мог бы человек поехать в другое государство ради любви? Никогда
Но ради мести можно преодолеть невероятные расстояния.
Фредерика, мне кажется странным, что я стала вдруг участником твоих любовных похождений.
Однажды я решила забыть о мужчинах для моего же блага. Они, если уж ты впускаешь их в свою жизнь, начинают требовать всю твою жизнь и полного подчинения. И ты перестаешь владеть собой, своим телом, своим временем и своими желаниями. Их любовь лишает тебя мира.
И чтобы жить полной жизнью, я отказалась от общения с ними.
А из всех способов извлекать удовольствие из своего тела, я предпочитаю мастурбацию.
Заняться с собой сексом. Чувствовать себя. Возбуждаться от себя самой.
Быть плененным своим обнаженным телом.
Я открыла это наслаждение в три года. Набежавшая волна задела мое тело. Что-то вздрогнуло во мне. Сладостное. Телесное удовольствие.
Я часто занималась мастурбацией, пока родителей не было дома.
А секс с мужчиной разочаровал меня.

Сегодня я и Клод гуляли ночью. Я шла впереди, а он смотрел на мои ноги, как будто они заменяли ему меня. Мужчины, вероятно, любят нас, как части тела. Им так легче жить с бедрами и грудями. Они умеют с ними обращаться.
Я показала ему все красивые пейзажи Петербурга и спрашивала: возбуждает ли его город?
Он начинает постигать мои тайны.»

«Дорогая Пола,
Филипп хочет многого, но единственное, что он может получить с его стилем поведения, он станет единственным соблазнительным для меня телом Рима. На другие города его власть не распространяется.
Клод?
Я не смогла ничего вспомнить о нем.
Не говори ему об этом.
У тебя с ним любовь? Он ухаживает за тобой?
Завтра я еду во Флоренцию.
Филипп уже не возражает. Ему показалось, что я должна жить согласно его представлениям, в тех границах, которые он устанавливает для меня.
Как он ошибался.
Чтобы посадить меня в клетку, в нее нужно посадить весь мир. Только так Филипп может заставить меня быть с ним. Он же пытается отнять у меня мои любимые игрушки, не дав ничего взамен, кроме себя. Он думает, что он подарок.
Каждый человек, которого мы встречаем, приносит с собой много других вариантов существования.
И событий. И этим каждый из нас может быть интересен другому. Филипп считает себя событием моей жизни.
Вот скука.

Он будет меня ненавидеть, когда узнает, что это не так.
Сколько в нем спеси. Как он гордится тем, что он мужчина.
Почему он считает, что ради него я должна отказаться от других мужчин. Что он даст мне взамен этой армии разнообразных тел?
Ну, нет, его член не самый лучший в мире.»

«Фреди,
Клод не ухаживает за мной, он домогается.
Сейчас, когда он еще не поимел меня, он готов на все. Можно сказать, он мой раб. Так трепетно прислушивается к моим желаниям, внимателен до отвращения. Секс, вот что им повелевает, вернее его отсутствие. Его предвкушение. Его невозможность.
Нет, Клоду не стоит рассчитывать, что когда-нибудь он почувствует себя сексуальным героем.
Сейчас мы сидим в траве на лугу в Петергофе. Вокруг летают бабочки. Воздух пахнет клубникой и медленными птицами.
Солнце трогает все вещи, но мы думаем о луне и считаем солнце врагом и глупым дядькой. Кто-то следит за нами из леса, что спит за рекой, но не видит нас, далеких от желания быть объектом наблюдения.
Клод говорит, что когда он встретил тебя, Фредерика, все предметы изменили форму.
Он заметил, что встретил тебя, а не себя.
После его слов мы, онемевшие, просматриваем трансформировавшиеся предметы, а за нами, как за
вещами следит человек, а, может быть, кентавр.»

«Пола,
пришла неделя перемирия. Филипп перестал оспаривать свое право на меня.
Замолчал. Покорился. Или раздумывает.
Иногда мне становится страшно от его согласия, и я начинаю подозревать, не задумал ли он меня убить.
Потом я успокаиваю себя тем, что женщины издревле боятся мужчин.
Но мне не очень нравится этот перевес сил.
Целая неделя времени, когда ничего не происходит.
Упрекая себя, как можно быть рядом с мужчиной, который своим присутствием превращает мое
существование в сплошной неразличимый поток. Мы проживали с ним пустые мгновенья: он в полной уверенности, что его присутствие делает время прекрасным, я – все больше убеждаясь в том,
что от этого парня мне нужно бежать на всех парусах, и что нет ничего более увлекательного, чем оставлять города и мужчин.
С ним реальность становилась дрянной и некрасивой. Тротуары выглядят как тротуары, а дорога не бежит, как серая кошка, превращаясь в сад, где гуляют кентавры и боги, а тянется бетонно вдоль моей потерянной недели.
А Рим лишает меня других городов.»

«Милая Пола,
я начинаю убеждаться в правдивости моих предчувствий.
Если ты помнишь, у меня были подозрения, что Филипп замышляет убить меня. Так вот, вчера я нашла в его столе пистолет.
Конечно, скажешь ты, разве это что-то означает. Все вещи, находящиеся в доме, для чего-то предназначены.
Кроме того, он говорит, что одно из его Я, наверное, самое древнее, то, которое помнит, что женщина – это материал из которого происходят тела, недовольно тем, что некоторые женщины не слушаются его.
Сказав это, он скривил губы в злобной улыбке.
Мне не страшно.
Конечно, сначала я испугалась. Но потом я подумала, что смогу себя защитить.

В конце концов, я чужестранка и мне есть куда бежать.
Его гнев даже забавляет меня, и я хочу остаться, чтобы увидеть, чем закончиться его неудачная попытка жениться.
Передвигаясь из города в город, я ищу необычное и невиданное, но нахожу только ненужные предметы. Город сначала лежит на поверхности, а потом, как сосуд, впитывает меня.
Я остаюсь в Риме из-за мести, которую задумал Филипп. Его ненависть ко мне заглушило другие желания. Злоба клокочет в нем, и эта бурлящая агрессия ложится со мной в постель и спит рядом со мной всю ночь, и во сне, я вижу, он доверяет мне. Во время сна его тело страдает, потому что не быть ему рядом со мной, не быть.
Я позволяю ему ненавидеть меня, показываю, что боюсь. И мой страх, мое повиновение заводит его.
Он становится агрессивным в ответ на мой испуганный взгляд, бьет кулаком в дверь, но еще не решается ударить меня. Чем больше страха в моих глазах, тем смелее он становится.
С одной стороны его озлобленность забавляет меня, с другой стороны. Впрочем, я не могу понять, что это страх или искушение.»

«Пола,
он обезумел. Вчера напал на меня, схватил за руку и потащил в постель. Я подумала, что он хочет изнасиловать меня. Я ошиблась.
Распластав меня на кровати, он злобно произнес:
- Ты думаешь, что сможешь победить меня? Я могу тебя растоптать, потому что я сильнее. Я ненавижу женщин, которые запрещают прикасаться к себе. Женщина должна быть собственностью мужчины. Каждая должна быть готова удовлетворить любого мужчину, который ее захочет. Мы сделали вас слабыми и беззащитными, чтобы вы выполняли наши желания.
В какой-то момент мне стало скучно его слушать. Этого неудачника, который не знает, как удержать женщину.
Еще он сказал, что, если мужчины захотят, они смешают всех женщин с грязью.»

«Фреди, привет.
Странное у твоего друга желание. Мужчины уже давно обосрали всех женщин.
А он опоздал. Не повезло парню.
Не могу понять, зачем тебе смотреть, как против тебя затевается насилие.
Ты должна немедленно уехать, пока он не почувствовал абсолютную власть над тобой и пока ты сама не стала его жертвой.»

Глава 4

Фредерика замешкалась в дверях и осмотрела кафе, оценивая, должна ли она тратить здесь свои деньги. Она хотела затаиться, престать быть блудницей улиц, где тысячи взглядов.
Повернулась, чтобы уйти.
Несколько человек уже заметили ее. Маленькое подвальное кафе в центре Парижа было заполнено мужчинами.
Подумала и вернулась.
- Для меня эти мгновения имели большой смысл, поэтому я запомнил их, - рассказывал Клод, - каждый поворот ее головы. Я следил за ней всем моим телом. Сейчас я жил ее движениями, чувствовал вместе с ней вкус кофе, которое пила она.
Я всегда считал, что существование не может быть трагическим. Из всех эмоций я позволял себе только наслаждение.
- А как же печаль? - спросила Пола.
Он молчал.
- Мне это состояние нравится. Я предаюсь ему ночью. Оно очень сексуально. Когда я остаюсь с ним, я возбуждаюсь. Стою перед зеркалом и рассматриваю свое печальное лицо.
Тела? В них нет соблазна. Но аффекты соблазнительны и необычны, как радуга.
- Тебе окна что-нибудь напоминают?
Он молчал.
- Окна - это разрыв пространства. Выход. Тебе никогда не казалось, что тебя заперли в городе.
Тебе мешает горизонт?
Клод вдруг ответил:
- Фредерика мне рассказывала только о тебе, и мне иногда казалось, что ты - это она.
Я теперь знаю тебя.
- Вот ты меня знаешь. А мне кажется, что меня нет. Вы здесь. Я вижу вас, а себя не могу найти.
Почему другие существуют вместо меня?
- Меня тоже нет
- Ты хочешь поддержать меня Клод.
Вечерело. В смущенном небе носились птицы и кричали ау, роняли перья. Осень? Все каналы накрылись пуховым одеялом. Осень.
- Почему они облетают?
- Почему у тебя в доме нет зеркал? - спросил Клод.
- Я не доверяю им свой облик, - ответила Пола, - они пугали моих предков и предавали меня.
Далее молчанье приглушило все крики и длилось до самого дома.

Пола поежилась, подняла глаза и спросила, скорее обращаясь к каналу, чем к спутнику:
- Зачем ты приехал?
- Чтобы увидеть тебя.
- Чтобы заняться со мной сексом? Разве тебе недостаточно того, что ты уже месяц неотступно следуешь за мной, ты еще хочешь войти в мое тело? Знай, меня не возбуждают сексуальные домогательства.

В кафе Фредерика села напротив меня. Мы не сводили глаз друг с друга, иногда отвлекаясь на официанта и кофе. За ней следили другие, она тоже держала их в поле зрения. Один из посетителей
подошел к ней. Она что-то сказала ему, он вернулся на свое место. И стал ждать.
Со стороны флирт очень напоминает охоту. Выбор жертвы, с той разницей, что ее не поедают, а употребляют, преследование или завлечение и, наконец... Никогда не знаешь, что кто-то окажется участников твоих отношений. Но настойчивость парня подхлестнула меня. И когда он подошел еще раз, - Фредерика уже улыбалась ему, - я встал и, не раздумывая, отправился к ней. Спросил, могу ли я сесть. Она кивнула. Улыбаясь, ехидно спросила:
- Испугался, что уйду с тем жеребцом? Он породистый.
Ее слова заставили меня осмотреть парня более внимательно. Он уже уходил из кафе, забыв о нашем существовании. И все же я успел рассмотреть его тело. Его внешность сказала мне не много: высокий, спортивный - больше я не нашел в нем впечатляющих деталей.
Я хотел видеть то, что видит Фредерика, чувствовать то, что чувствовала Фредерика. Но для этого нужно было войти в ее мир, что, вероятно, недостижимо. И все же я не оставил попытки приблизиться к ее переживаниям, не надеясь на абсолютную идентичность.
Моя беспомощность начинала меня раздражать. За три минуты, которые я вырвал у Фредерики для самого себя, для того чтобы стать ею, мне удалось испытать несколько перетекающих друг в друга эмоций. Однако мне было стыдно, что я хотел быть женщиной. Это недостойно мужчины.
Пола вышла из комнаты, но он не заметил и продолжал:
-Мужчина не должен желать таких глупых перевоплощений. В таких желаниях я терял свое мужское достоинство. Один из способов почувствовать себя мужчиной - это презрение к женщине.
Пола крикнула ему из другой комнаты:
- Когда ты захочешь сказать что-то хорошее о нас, позови меня, я приду.
День раскачивался на качелях.
- Я вовсе не считаю, что это правильно презирать женщин, считая их вторичными существами, созданными для мужчин. Наоборот, я признаюсь тебе, когда я хотел стать Фредерикой, я очень хотел, поверь мне. Когда я понял, что не смогу этого сделать, мне стало досадно. Невероятная часть опыта закрыта от меня: мир женщины, в которую я влюбился.

Пола уже была рядом.
- Мне плохо от сознания своей беспомощности. Сейчас я готов отдать все, чтобы почувствовать на одно мгновение, что чувствует женщина.
Пола ответила:
- не не интересно душевное разоблачение, хотя я бы не отказалась от телесного.
День стучался в окно.
- Ты любишь стриптиз?
- Обнажение - матч против самого себя.
Клод, почему ты молчишь? Разденься. Сыграй против самого себя.
- Не хочу.
- Мужчины в тайне мечтают демонстрировать свое тело? Вы хотите соблазнять. Но вам страшно. Сознайся, Клод, не молчи.
Он стоял у стены, пальцы перебирали пуговицы рубашки.
Близился вечер. Было слышно, как он подходит к дверям и задевает кнопку звонка. Все это происходит нечаянно и потому прозвучавший звонок никто не слышит.
- Скажи Клод, почему ты хочешь забраться в мою кровать? Отвечай.
Клод был готов ответить, но Пола схватила телефон и выбежала из комнаты.
Он стоял и ждал ее возвращения, прислушиваясь к разговору.
- Ты думаешь? - спрашивала она неизвестного собеседника.
- …
- Только очень необычное
- …
- Готова
Клод перестал слушать. Они говорили ни о чем.
- Хорошо, три недели, а затем я уезжаю из Петербурга, - закончила она разговор
Когда Пола вошла, он спросил:
- Кому ты звонила?
Вопрос ей не понравился. Она сделала недовольное лицо.
- Да так.
Пола отгораживала Клода от своих знакомых. Он чувствовал.
- Когда-нибудь ты ответишь мне, почему приехал? Чтобы заняться со мной сексом?
Он молчал.
- Скажи да или нет.
- Парень, с которым ты говорила, тоже хочет заняться со мной сексом?
Она усмехнулась
- Он хочет не сексом со мной заняться, а унизить меня. Я кажусь ему слишком своевольной.
Вы мужчины ведете себя с женщинами приблизительно одинаково. Кто-то вам сказал, что женщина любит ушами. И вы без устали извергаете комплименты и не замечаете, что многих женщин уже воротит от них. Но по-прежнему пространство надрывается от хора мальчиков, вторящих друг другу: ножки, бедра, груди. Однообразие.
Но, несмотря на ваш вой, пространство красиво
Я считаю, что мужчины не должны говорить о моих ногах. Это не их дело, какие у меня бедра. Меня возбуждают не комплименты о моих коленках, а признания и откровения. Меня интересует подсознание другого. Я так хочу поселить в чужом внутреннем мире. Особенно, когда надоедает свой. Эту игру я затеяла из-за скуки, еще надеялась, что другим не так страшно, как мне.
Однажды ночью я лежала на кровати и воображала себя другой девочкой. Я выбрала для перевоплощения девушку, которую считала своей противоположностью.
Но вот кто-то крадется, чтобы заглядывать в окна. Что его влечет? Спящие, беспомощные люди и их сны, или не сумевшие заснуть девочки, летающие вместе со своими мечтами по ночному небу или скачущие на стройных антилопах по пустыни.
Страх неизбежно вытесняет все небеса и пустыни, страх смотрящих глаз.

Кто-то уже приближается к окну. Уже слышно его дыхание.
Он кладет руки на стекла. Они дребезжат.
Как бы он хотел сорвать штору, но только ищет щель и прикладывается к ней лицом. И скрежещет камушками, щелкает челюстью, моргает ресницами, трясется от удовольствия, услышав, как девочка затаила дыханье, замерла, превратилась в мертвую куклу, чтобы никто не заметил.
Разрезая комнату на отрезки, пищал комар, вычеркивая полет. На столе, зарывшись среди книг, звенел стакан в такт потревоженным стеклам, с обоев соскальзывали завитки и, падая на пол, становились змеями и ползли в разных направлениях, в любую минуту готовые обвить ногу, свесившуюся с кровати.
Ничего не оставалось, как лежать мертвой куклой, познавая камни и неподвижные предметы.

Пока она рассказывала, они вышли на улицу, пересекли канал и вошли в небольшой скверик.
- Это сон? - спросил сидевший на скамейке завороженный Клод. Над ним склонялось дерево. То приближалось к нему, то отдалялось, потревоженное ветром. Ветви болтались в разные стороны.
- Кровать остывала, как тело. Темнота бежала от камней, и цвета стен комнаты становились громкими.
Тьма боится камней. Вырисовывались столы и стулья. Шкаф блестел, прислонившись к окну мощной спиной. Кто видел это, не знаю. Все были неживой материей. Наверное, только смотрящий дышал. Ему было недоступно все пространство, кроме маленького отрезка на стене, ничего не говорящего о комнате и присутствие в ней предметов и тел. Вероятно, он видел то, что придумывал: обнаженную женщину или девочку, шкатулку с драгоценностями, картину, под которой находится тайник или следы преступления. Что еще может заставить человека перепрыгнуть через забор, пробраться сквозь колючий кустарник?
А может он хочет узнать какого цвета предметы в комнате?
Близился рассвет, а он еще оставался приклеенным к окну. И исчез только тогда, когда все проснулись.
Красивое утро стелилось по дорогам чуть-чуть наивным туманом. Миражи страха забивались под кроны кустов.
Подрагивало небо. Мчались дни.
- Сон или не сон? - спрашивал Клод, не поднимая глаз, наблюдая за движением своих ног.
Они шли мимо красивой ограды Михайловского замка, увитой цветами-телами спешивших мальчиков с маленькими попками, обтянутыми джинсами, и притягивающие к себе руки - вечно ищущие лапы, трогающие красивое.
Пола выбрала из ближайшей группы самого стройного мужчину, из тех, что паслись на лужайке,
иногда приближаясь к изгороди. Он напоминал ей пленников, запертого в оградах, достигающих облаков. Налетевший ветер кружил листья вокруг них.
- Как я хочу сейчас рухнуть в траву-ковер, распугать бабочек и как последнее дитя лежать среди навеянных зеленью тактильных ощущений и, соприкасаясь с землей, развеять свои заблуждения, впитывать ее холод, молекулы других тел, распавшихся в ней. Земля, которая поглощает все, летит
вместе со мной во вселенной, а я, истончаясь, становлюсь частью материальности, сохраняя рассудок. Мое тело теряет ощущения и попадает в зону бесчувственности. Но остаются глаза. Они видят небо и сомкнувшиеся ветви деревьев, а через них проскальзывает солнце.

- Почему ты одна?- спросил Клод.
- Я всегда одна,- ответила Пола.
- У тебя есть бой-френд?
- Нет, я никого не люблю.
- Почему?
- Не могу.

Она по-прежнему заглядывалась на мужчин, но они не шелохнулись, не двинулись в ее сторону.
Неподвижные скалы. Холодные корабли. Как-нибудь вечером они столкнуться и не посмотрят на нее.
Клод следовал за ней, не замечая дороги.
Облака плыли над ними и смеялись над ними.
- Фреди разговаривала с тобой?
- Слова не важны.
- Ты сейчас говоришь как она.
- …
- Ты хочешь, чтобы ваши чувства абсолютно совпадали, чтобы она перестала существовать, как самостоятельное существо, ведь двое - это всегда сложно
- …
- Ты хочешь, Клод, чтобы она была твоим придатком, твоим личным телом?
- …
Не молчи. Расскажи мне о своем желании властвовать над женщиной.
Рассеянно всплыло на горизонте Марсово поле.
- Не пытай меня, - попросил он, - я не знаю своих желаний. Они спрятаны от меня. Фредерика появилась в моей жизни, и все вещи переместились на другие места. А начал вести себя странным образом. Я уехал в другой город, где меня никто не ждал и не хочу возвращаться обратно. Что мне делать, Пола, что делать? Фреди - случайность.
Они шли мимо Летнего сада. Ветер усиливался.
Людей сносило с тротуаров и прибивало к перилам мостов. Люди падали в воду и барахтались в воде.
Каналы бурлили.
- Случайность, которую ты ждал. Длинноволосую, радостную и зверски свободную. Такую, которая ворвалась как буря и подхватила тебя
- …
- Ну…
- Я хотел уехать в большой город, незнакомый город, где могут проснуться мои звериные желания. В нас таится зло и агрессия, подавленные моралью. Но мужчина хочет убивать. Это его природа, его
суть. Способ его существования.
Они подошли к Троицкому мосту и, прежде чем изменить путь, остановились.
Перед ними в сторону ветра неслась Нева, выплескивая берега. Волны гневно расшатывали опоры мостов.
- Убить, разве есть такое желание?
- Да. Я хочу стать зверем и познать грезы зверей. Но сейчас я жертва чужих желаний. У меня нет ничего такого, что я мог бы считать своим. Ты тоже состоишь из впечатлений и
воли других.
По Фонтанке мчались машины.
Клод продолжил:
- В своем внутреннем мире я ищу других людей.
Впереди мелькнуло Адмиралтейство. Приближался вечер.
Облакам не хватало цвета вишни и следов. Одинокие и бесформенные, они устремлялись в неизведанные пространства.
На небе не было предметов, из которых можно сложить город.
Почему? Потому что мало улиц. Они обрываются в тот самый момент, когда ты хочешь идти и идти по ним.
Невский заканчивался.
Пола подняла голову
- Адмиралтейская игла очень сексуальна
- Что?
- Она меня возбуждает
- Да?
- Я мастурбирую, глядя на нее.
- Она напоминает тебе пенис?
Пола рассмеялась.
- Пенис мне уже давно ничего не напоминает. Он мне не интересен.
Мы накрыты небом, как крышкой.
А игла вскрывает наше затворничество. Она сильна и красива и не идет ни в какое сравнение с мужским пенисом - вялым и индифферентным.
Они входили в ночь по золотистым мостам, ослепленные светом фонарей, свисающих с неба,
и чувствовали, что мосты раскачиваются, отрываются и улетают, еще долго подавая знаки огнями, нанизанными на хрупкие ниточки. Огни плыли, пароходы плыли, мосты парили и, наконец, исчезли, поглощенные простынями вселенной.
Все, кто умел летать, улетели. Пола и Клод остались на Дворцовом мосту без света. Не зная, куда идти, упали в воду.
Ночь безобразна.
Еще аукали трамваи. А они, словно были одни.
Шум звенел и, задев облака, вытряхивал из них дождь и сам превращался в него.

Пола забежала вперед и развернулась.
Он смотрел на нее не отрываясь, когда произносил:
- За мной летает черный ворон.
Она остановилась.
- Ворон? С белой отметиной над левым глазом?
- Откуда ты знаешь?
Она не ответила.
Она не ответила, но Клод испугался.
- Я хочу раздевать тебя, - сказал он, немного опомнившись, - страх вызывает у меня сильное половое
возбуждение.
- Послушай, я устала от того, что рядом со мной находится мужчина, который в любую минуту может на меня напасть. Или ты отказываешься от своего желания, или ты уезжаешь.
- Но…
- Месть привела тебя ко мне, но если однажды ты прикоснешься ко мне, я тебя убью.
Он повернул за угол и там спрятался от ее слов.
Пола, потеряв его, обшаривала взглядом пространство, пока не обнаружила его. Он стоял, прижавшись к стене, повернув лицо к желтому саду и успокоившимся фонтанам. Она встала рядом, сбоку, близко, сжавшись, чтобы не задеть его и слушать его дыхание. И услышала его шепот:
- Я буду делать так, как ты хочешь, чтобы быть соблазнительным для тебя. Я забуду о своих древних инстинктах.
Больше он не произнес ни одного слова.

Глава 5

Пола ушла, когда я еще спал. Проснувшись, я вспомнил, что она предупредила меня о своем отсутствии, что ее не будет весь день, что я уже должен был освоится в ее доме и найти, чем заняться.
Более того, я теперь каждый день буду оставаться один, и мне придется самому искать себе занятие.
И я нашел.
Почему бы не поваляться в постели до вечера, попивая кофе и поедая печенье.
Пола не забыла упрекнуть меня в том. А как еще расценивать ее слова: уже неделю я показываю тебе город в разных ракурсах и ничего не делаю для себя самой. Я не сомневаюсь в том, что, в действительности, она рада, что парень приехал к ней. А кто еще может скрасить жизнь женщины, кроме мужчины? Для какой другой цели существуют женщины, кроме как отдавать свою жизнь и свое тело нам. Я бы, конечно, не смог потратить неделю своего отпуска на женщину. Но что здесь странного? Мужчины эгоистичны. Такими их создала природа. А женщины должны жертвовать собой. Природа с ней поступила не самым лучшим образом. Но, что делать?
Конечно, я не собираюсь ей подчиняться. Это лишь небольшое притворство, которое я буду
изображать до тех пор, пока не получу то, чего хочу.
Мне ничего от нее не нужно, кроме тела, послушной плоти, готовой в любой момент удовлетворять мои желания. Мне нужно одно, чтобы мой член был всегда доволен.
Он приподнял одеяло.
- Ну, как ты там, мой дружок?
И пенис ответил ему еле заметной эрекцией.
Нет, она не красавица. Но она не хочет, чтобы я к ней прикасался без ее разрешения. Она думает, что может распоряжаться своим телом. Тело женщины по-прежнему принадлежит мужчине.

Он соскочил с кровати.
В этот момент раздался звонок
Клод быстро оделся, раздумывая, кто бы это мог быть.
«Нет, это не Пола», - решил он и подкрался к двери.
Он не успел рассмотреть того, кто стоял на площадке, только услышал его голос и приказ:
- Открывай, я слышу тебя.
Те несколько десятков слов, которые он знал по-русски, позволили ему понять смысл фразы, и он повернул ключ.
Удивление трудно было стереть с физиономии молодого и красивого мужчины, стоявшего за дверью.
- Вау, - наконец, он выдавил из себя, - да, наша куколка прячет в своей квартире мужчину. И как же зовут нашего пленника?
- Извините, я плохо говорю по-русски.
Гость, который вел себя, как хозяин, перешел на английский язык:
- Ты ее бой-френд?
Получив отрицательный ответ, он продолжил:
- Не ври. Никогда не поверю, что ты ее не трахнул.
Клод пожимал плечами, но незнакомец расценивал это движение, как ответ.
- Тогда ты - не мужик. Да, я знаю, что она недотрога. Я трахнул всех телок в офисе, кроме нее. Они были очень довольны. А некоторые гордились тем, что начальник имел их на десерт. А чтобы не задавались, я понизил им зарплату. Я всегда так обращаюсь с женщинами. Чтобы знали свое место.
«Это тот человек, с которым Пола разговаривала по телефону, - подумал Клод.- Как она выносит такую скотину?»
- Скажите, - наконец, промолвил он, - что вы хотите от Полы? Она вам нравится?
Альбер, - кажется, так она его называла, - рассмеялся.
- Разве для того, чтобы трахать женщин обязательно их любить. Достаточно иметь пенис. А наша куколка, я думаю, заигрывает со мной. Но, стоит мне отвернуться от нее и переключится на другую, как она сама ляжет под меня. Женщины получают удовольствие, когда изводят нас.
Вдруг его посетила неожиданная мысль.
- Признайся, ты хочешь ее наказать?
- Почему,- удивился Клод.
- За то, что она отказала тебе.
- Как? - снова удивился Клод.
- Трахнем ее
- Но она не хочет
- Мужчина всегда справится с женщиной, даже если она не хочет.
Клод больше не слушал его
«А почему бы и нет? - думал он. - Эти две сучки, - он вспомнил Фредерику, - одна сняла меня и выбросила, другая делает из меня послушную вещь. Я не хочу ждать, растрачивать время на ухаживание и соблазнение. Есть ведь более короткий путь к ее телу. Тихо войти в комнату ночью, когда она будет спать - она не закрывает дверь на ключ».

Он притворился спящим, когда услышал, что ключ поворачивается в замке. Лежал, выжидая, закрыв глаза, и не шевелился. Лишь тяжело дышал, как будто во сне. Она поняла, что он спит и тихо прикрыла дверь.
Он ждал.
Она долго принимала душ, потом сидела за компьютером, затем читала. Наверное, Иэна Бэнкса
«Осиная фабрика», или Фаулза на английском языке, Коринну Бий на французском. Пола одновременно читает несколько книг. Прошло два часа, прежде чем она заснула.
Выждав еще минут двадцать, после того, как прекратилось всякое шевеление, он выбрался из постели, включил лампу и осмотрел все, что приготовил днем.
Оценив ситуацию, он предположил, что Пола не принадлежит к числу тех женщин, что сдаются без боя. Она будет драться за свою свободу, как кошка. Он может и не справится с ней.
Даже, если он закроет ей рот, хватит ли у него сил и ловкости, чтобы связать ее прежде, чем она опомнится и окажет сопротивление? Оставалось два варианта: или оглушить ее или усыпить. Но заниматься сексом с безучастной Полой ему было не интересно. Он хотел увидеть ее покорной, сломить ее сопротивление. Вот она, поверженная, распластанная, уничтоженная, страдающая от своего бессилия, лежит перед ним и, наконец, испытывает чувство наслаждения благодаря мужчине, которому еще день назад отказывала. Теперь она будет стонать не от боли, а от удовольствия. Именно так представлял себе Клод насилие. Он почувствовал себя миссионером, призванным возвратить заблудшую овечку в стадо, где женщина подчинена мужчине властью и наслаждением, получаемым от пениса – этого самого величайшего создания природы.
В комнате было темно. Но ненависть придавала ему зоркости. Он сразу разглядел Полу на кровати, и ударил ее по голове.
Она не вскрикнула.
Он включил свет. Волнуясь, столкнул со стола книгу. Кажется, Арно Шмидта «Каменное сердце», поднял ее, полистал. Опомнился, перевел взгляд на кровать, увидел безвольную Полу и почувствовал прилив сил. Пошарив рукой по поверхности стола, куда он бросил все, что принес с собой, и, не обнаружив там то, что искал, он забеспокоился, выбежал в другую комнату и спешно вернулся, держа в руках веревку.
Медленно, как будто опасаясь, что девушка проснется, подошел к кровати. Пола выглядела вполне безжизненно. Он потянулся к ее ногам и быстро привязал их к ножке кровати обе вместе. Потом подумал и разъединил их. Остановился, смешавшись, не знал, как обезопасить себя от ее ног.
Привязывание совсем сбило его с толку. Он изнемогал от своей испуганной бестолковости. В какой-то момент он готов был отказаться от задуманного. До того он устал и измотался, что все желания отступили. Оставалось одно бросить все и уйти отсюда. Он забыл о своей мести, о мужском самолюбии. Откуда-то прокрадывалась жалость к девушке, ведь она приютила его. Такая добрая.
Вспомнил Альбера. «Потаскуха», - подумал он.
«Пришло время стать героем», - сказал сам себе.
Схватил тело и, путаясь в веревках, бросил его на пол и принялся пинать, сначала несмело, а потом все сильнее и сильнее.
Он почувствовал сильное возбуждение от осознания своей власти над ней, сорвал с нее остатки одежды - белые трусики и короткую маечку, лег на Полу, схватил ее за горло и наблюдал, как она задыхается…

Раздался звонок. Клод вскрикнул. Очнулся, безумно вращая глазами.
«Откуда здесь зеркало?» - с ужасом подумал он. Увидел себя сидящим на диване с пенисом в руке.
Отчего его фантазии рассыпались, но он выдавил из себя:
- Я сделаю это сегодня ночью.
А сейчас он поднял трубку, удивился, выслушал все, что ему говорили, оделся и покинул
этот дом.

«Дорогая Пола.
Теперь я понимаю, почему я ввязалась в это грязное дело.
Я чувствую связь между Филиппом и мужем моей матери.
Ее последний мужчина был худой, несуразный и злобный. Он не мог простить ей ее красоту и раскованность и называл ее шлюхой, а меня маленькой шлюшкой. Когда ее не было дома, он всегда хватал меня за гениталии, отчего я испытывала не смущение и стыд, а отвращение, доходящее до тошноты. Однажды у меня открылась такая сильная рвота, что моя мать решила, что я что-то съела и отравилась, на что я ответила, что отравилась ее любовником.
Эбигайль, - так ее звали, - возмутилась, назвала меня мерзавкой и сказала, что лучше бы я сдохла. Еще у него были проблемы с эрекцией. Я часто слышала, как Эбигайль просила его продолжить, а он кричал, что она потаскуха.
Он стыдился своего тела. Никогда не раздевался перед ней. Он чувствовал себя полным убожеством и потому сквернословил и унижал ее.
А надуманная проблема с эрекцией служила той же самой цели. Так он протестовал против ее безущербности.
Он делал так, как она не хотела. Уж я то это знала.
Когда мать лежала в больнице, он привел женщину к нам в дом. Бедняжка напрасно просила его, чтобы он остановился.
Ему нравилось делать все наоборот, вопреки желанию женщины.
Почему моя мать связалась с этим засранцем? Ничего, кроме отвращения он во мне не вызывал. Больше всего я не хотела, чтобы она занималась с ним сексом.
После истории со рвотой, меня отправили к моей бабушки.
Хорошо, что я не рассказала моей матери о том, что он вытворял со мной в ее отсутствие, иначе она бы возненавидела меня.
Мама долго не приезжала, потом вдруг появилась, извинилась за долгое отсутствие. Но я не упрекала ее. При ее появлении, я тотчас же вспоминала его. Вскоре он и она соединились в моей голове в одно целое, и я стала замечать, что у матери проступают в лице его черты. Я так и не смогла простить, что она не защитила меня от его грязных и липких лап.
Эбигайль прожила с ним два года, а затем встретила другого мужчину. Но ко мне моя мать так и не вернулась, потому что ее убили.
Я была слишком мала, чтобы понять, что произошло, но что убийца - он, я не сомневалась.
Вероятно, Филипп в какой-то момент наших отношений потерял свой облик, и вместо него я увидела убийцу моей матери - этого злого урода из моего детства. И тогда…
Ты должна знать, что я никогда не стану их жертвой.
Скажи Пола, ты по-прежнему гуляешь ночью одна, и конвой идет за тобой, стучит по камням улицы? А до тебя доносится звук их подкованных башмаков, которые они высекают из стен. Он множится и врывается в чей-то сон, пугает крыши и заставляет людей закрывать окна и опускать шторы.
Конвой повсюду с тобой. Но ты не знаешь, кто их послал.
Почему они всегда там, где ты?
Они невидимы, но иногда настигает тебя их беззвучный шаг, у самой подворотни, сходный с шорохом.»

«Фредерика,
прошу тебя, уезжай. Я не верю, что ты сможешь защитить себя. Ведь чтобы спастись от дикого зверя, нужно его убить. Способна ли ты на убийство?»

Но больше я не услышала о Фредерике
Это было последнее письмо.
Я верила, что она сдержит свое слово и не позволит убить себя.
Всякий раз я посылаю к ней свой вопрос.
Где теперь твой ворон, Фредерика?
Почему, Фреди, когда я встречаю кого-нибудь, я перестаю существовать сама? Все мое время становится чужим. Мое время вдруг пропадает, и когда я возвращаюсь к себе, я обнаруживаю, что меня уже нет, что время потеряло меня, а не я – время.
Когда мы ищем, мы всегда теряем. Но дни соблазняют меня, как абрикосы.
Фредерика, прошу тебя, никому не рассказывай о моих тайнах

Потом исчез Клод. По-английски, не попрощавшись, не оставив записки. Когда я вернулась домой в два часа ночи, его уже не было. Ключи он тоже не оставил. Через день я сменила замок. Альбер уехал за границу и затерялся там и теперь не донимает меня звонками.

Теперь я гуляю одна. Без Клода и Фредерики по впавшему в забытье город. И только вдалеке, прячась за домами, но, не отставая от меня ни на шаг, следует, забывая сон, мой конвой.
Мстительный конвой.

Эпилог

Прохладное подвальное кафе на Большой Морской. В углу мужчина лет тридцати, довольный собой, обводит скучающим взглядом стайки девушек за столами и останавливает взгляд на той, что спускается по лестнице. Она сосредоточенно выбирает стол подальше от всех, достает газету, потом книгу, заглядывая попеременно то туда, то сюда.
Мужчина поднимается и уверенной походкой направляется к ней, останавливается перед ее столом, замирает в позе абсолютно равнодушного человека, спрашивает, не хочет ли она выпить, он угощает.
Она отвечает, не взглянув на него:
-Извините, я плохо понимаю по-русски.
Он, покрыв ее презрительным взглядом, уходит.
Через некоторое время она поднимается и, забыв газету на столе, исчезает.
Мужчина снова подходит к столу, заглядывает в газету. В разделе криминальная хроника девушка обвела несколько строк:
Вчера в Обводном канале обнаружен труп молодого мужчины, по документам: Клод А. Если вы знали этого человека, просим связаться с нами по телефону 166-…